Перейти к содержимому 
— Андрей… — вздыхала Зинаида Анатольевна и незаметно смахивала набежавшие слёзы. Жизнь ее и сына нельзя было назвать радужной. — Женился бы ты хоть скорей что ли! И сам бы образумился, и меня бы на старости лет детками порадовал.
— Ладно тебе, мать, обожди немного, — грубовато отмахивался сын, — не нагулялся я ещё. Что ты меня всё достаёшь своими просьбами: «Женись, женись…» У меня и девчонки-то нормальной нет, которую я бы хотел постоянно рядом с собой видеть.
— Потому и нет, — делалась серьёзной Зинаида Анатольевна, — что ведешь ты не пойми какой образ жизни. С одной стороны, так хочется, чтобы ты, наконец, уже семьей обзавелся, но с другой берут меня сильные сомнения. Какая девушка согласится твоей женой стать, вот скажи на милость? То ты где-то шатаешься и приходишь чуть ли не за полночь. То являешься — и от тебя алкоголем разит за версту, то ещё что…
— Ну, завелась! — недовольно бурчал Андрей и морщился при этих словах. — Будешь так пилить меня — вообще никогда не женюсь. На кой, скажи, мне в дом какую-то тёлку приводить? Меня и такая жизнь вполне устраивает.
Заканчивались все эти разговоры тем, что обычно Андрей уходил в свою комнату и закрывался там, а Зинаида Анатольевна снова принималась вытирать глаза то платком, то кухонным полотенцем.
— Господи, — слезливо вздыхала она в такие моменты, — отец был беспутным, пил да гулял, и сынок в него пошёл. Никакой радости. Учиться бросил, работать не хочет, жениться тоже. Знать, так и помру в одиночестве. Даже девушек как называет — «тёлками»! В наше время и слов-то таких не знали, а теперь молодёжь совсем бессовестная пошла.
Представитель же этой самой бессовестной молодёжи в это время, развалившись на неразобранной кровати, вставлял наушники и предавался звукам любимых песен. Учиться ему не хотелось, работать тоже.
— Не бросит же мать меня, — думал он, самодовольно улыбаясь, — да и когда ещё, как не в молодости оттягиваться по полной программе?
То, что Зинаиде Анатольевне работать было с каждым годом всё труднее и труднее, он даже не думал. Вернее, не хотел думать, считая, что она как мать должна понимать единственного сына и прощать ему все слабости.
— Ещё месяцок погуляю, — в очередной раз прикидывал в уме Андрей, — и пойду на завод формовщиком. Там можно и без училища обойтись. Или подсобным рабочим.
Но проходил месяц, за ним следующий, потом ещё и ещё, а Андрей не торопился. То, что он «висел» на шее начавшей стареть Зинаиды Анатольевны, ему казалось нормальным.
— Она же мать, — эгоистично думал он, — родила меня — я её об этом не просил, вот пусть и кормит-поит теперь.
Возвращения домой вскоре стали совсем поздними. Слабоградусное пиво постепенно сменилось сухим, а чуть позднее и крепленым вином. Глаза у матери всё чаще были на мокром месте, но Андрей упорно не замечал этого. Жизнь его вполне устраивала, а всё остальное — как он думал про себя — ему было «до лампочки».
Кстати, он даже перегоревшие в доме лампочки ленился менять. Раздвинув лестницу-стремянку и кое-как установив её на дощатом полу, Зинаида Анатольевна забиралась наверх сама и, рискуя свалиться, вкручивала новый источник света. Андрей же в это время или гулял, или смотрел телевизор, или, например, приходил домой «под градусом» и спал.
В общем, жил «в кайф».
***
— Покажите, где у вас болит? — нежный участливый голос, казалось, исходил из какого-то волшебного сосуда. — Пациент, вы слышите меня?
Андрей открыл глаза и с непривычки зажмурился от яркого света, который горел в операционной.
В это же самое время он почувствовал аккуратные прикосновения. Тонкие пальцы осторожно, но в то же время профессионально ощупывали ему ноги.
— Ой! — вдруг вскрикнул Андрей и сильно скривился. — Вот тут болит, терпеть не могу. Не нажимайте больше, не надо!
В больницу его привезли глубоко за полночь. Окровавленного, в грязной одежде и без сознания. Водитель машины, которая зацепила в хлам пьяного пешехода, неизвестно как оказавшегося на проезжей части в темное время, бессовестным образом удрал. «Скорую помощь» вызвал первый остановившийся после случившегося автолюбитель, который едва ли смог прояснить картину произошедшего. Ехал, увидел на обочине валяющееся тело, остановился, понял, что человек жив, а потом вызвал бригаду врачей. Это всё, что удалось добиться от водителя.
Множественные ушибы, перелом обеих ног и раздробленные ступни — всё это было, конечно, не смертельно, однако позитива внушало мало. Пока доктор продолжала осматривать пациента, он, крутясь и воя от каждого даже самого легкого прикосновения, извивался на столе ужом и постоянно вскрикивал.
— По кускам ваши ноги собирали, — скажет через три дня Лана Евгеньевна Андрею. — Отломков было столько, что я за десять лет, пожалуй, такого не припомню. Три хирурга над вами колдовали, пока более-менее кости в нужный вид не привели.
А он, находящийся в палате в загипсованном виде, только и спросит: «Ходить-то я хоть буду?»
— Будете, — услышит в ответ, — но терпением придётся запастись недюжинным. Пока лежите, ногам надо покой дать, а потом я скажу, что делать.
«Потом», надо сказать по честности, хорошего настроения с собой не принесло. Скорее — наоборот. Молодой организм быстро справился с ушибами, переломы начали постепенно срастаться, однако Андрей полностью потерял чувствительность нижних конечностей. О том, чтобы просто встать, не могло быть и речи. Возможность ходить маячила вдали весьма туманно. Домой его не отпускали, так как его ноги требовали постоянного врачебного наблюдения. И Андрей приуныл.
Одного он ждал только каждый день с нетерпением: прихода Ланы Евгеньевны. Сначала, чтобы услышать заветные слова о том, что ему, наконец, можно вставать. Потом, всё-таки поняв то, что это будет ещё нескоро, просто ждал. И… как-то незаметно понял, что живет этим ожиданием. От волнения его сердце то замирало, то начинало биться так быстро, что его невозможно было остановить. Только об одном мечтал Андрей: услышать хоть одно слово, произносимое серебристым, похожим на звуки флейты, голосом. Иногда слышал его в коридоре, но Лана Евгеньевна не заходила в палату. У неё всегда было много пациентов. И Андрей, который был готов слушать этот голос постоянно, однако не мог подняться с койки, продолжал томиться в ожидании.
Массаж, который ему прописала врач спустя три недели, ничего не изменил. Чувствительность не возвращалась,
Так началась у Андрея совершенно другая жизнь. Подъём, завтрак, который приносили прямо в кровать из-за того, что он был не ходячим. Потом наступала очередь физиопроцедур и… бесконечных упражнений.
Андрей был готов выполнять их даже больше, чем это требовалось. Однако Лана Евгеньевна опасалась, что он переусердствует, а это могло привести к плохим результатам. Ей даже в голову не приходило, что пациент вовсю старался, чтобы показать ей, что он не такой уж хлюпик. Что он непременно со всем справится. А потом в один прекрасный день придёт к ней в отделение и тогда…
Эта мысль завладела Андреем так сильно, что, казалось, никаких других в его голове больше не было.
Он видел себя бодрым, здоровым, подтянутым. Идущим по коридору с букетом цветов навстречу своему любимому доктору. Андрей не успевал закрывать глаза, как ему мерещилась одна и та же картина — он приходит в цветочный магазин и, выбрав лучший букет, спрашивает:
— А сколько стоит эта красота?
***
— Девушка, — молодой человек обратился к продавщице, — а сколько стоит эта красота?
— Какая? — и продавец-консультант подошла к Андрею, чтобы помочь ему с выбором.
Он указывал на цветы, которые переливались многими оттенками, более того, были настолько необычными, что с первого раза даже сложно было сказать, какой цвет там доминирует. И в то же время шарики цветов, названия которых были ему неизвестны, сияли и переливались. Создавая удивительно нежное сочетание, будто радужный десерт!
Никто не узнал бы в молодом человеке спортивного телосложения, который несколько месяцев назад пострадал от наезда машины, Андрея.
Упорство, с которым он вцепился не столько в жизнь, сколько в желание изменить себя, дало удивительные результаты. После того, как его выписали, он ещё долго делал упражнения под руководством врача-реабилитолога. Сгибал и разгибал непослушные ноги, не обращая внимания на боль. А она между тем иногда донимала его очень сильно. Постепенно вернулась чувствительность, и обрадованный парень стал тренировать ноги с ещё бóльшим усердием.
Он так и не расстался с мыслью, что в один прекрасный день придёт в больницу и подарит Лане Евгеньевне, чувства к которой у него не погасли и после выписки, шикарные цветы.
Зинаида Анатольевна каким-то внутренним чувством поняла, что сын влюбился не по-детски, и, боясь отпугнуть счастье, не задавала лишних вопросов. А он, пройдя по интернету курсы компьютерных дизайнеров, стал немного зарабатывать. Странное дело: сидеть и ждать, когда мама принесет и подаст ему что-то, Андрею уже не хотелось. Было стыдно. А ещё он понимал, что та, которую он любил, стояла на голову выше него. Поэтому, продолжая находиться в инвалидном кресле, занялся самообразованием.
— Лана Евгеньевна, это — вам! — произнес сияющий молодой человек, в котором с трудом можно было узнать Андрея.
И всё же она узнала его. Полгода минуло с той поры, когда они виделись в последний раз. Он не уходил, а уезжал из отделения в кресле с огромными колёсами, потому что ноги не хотели слушаться, не хотели чувствовать. И вот такая разительная перемена произошла с Андреем за полгода.
Она в свою очередь тоже часто вспоминала этого голубоглазого симпатичного парня. Что-то её в нем привлекало, но вот что… Об этом сказать было сложно. Впрочем, Лана Евгеньевна не задумывалась над этим вопросом. Пациентов ей хватало, и у каждого была своя проблема.
— Знаете, как называются эти цветы? — меж тем тихо спросил Андрей и кивнул на радужные шарики.
— Н-н-нет, — призналась Лана Евгеньевна, — пожалуй, первый раз такие вижу.
— Это гипсофилы, — засмеялся её бывший пациент, — название такое необычное… Помните, как я в гипсе сначала у вас лежал, а потом ещё дома восстанавливался? Правда, — и он тут же сделался серьёзным, — это только игра слов. К гипсу эти цветы не имеют отношения. Да и не бывает гипс радужным, он чаще бывает белым.
— Он всегда бывает белым, — подняла Лана Евгеньевна лицо на Андрея, и глаза их встретились.
Каждый год, в один и тот же день, Андрей приносил своей любимой жене букет нежных гипсофил. По правде, они больше не вспоминали ни больницу, ни травму, ни долгий период после больничного восстановления.
Им было и без этого, что вспомнить и о чём поговорить.
