Некрасивая девушка и букет для нее

Я знаю — я некрасивая девушка. В детстве рядом со мной не останавливались сюсюкающие взрослые, не протягивали конфеты, не улыбались, глядя в мое не по-детски нахмуренное личико. Ещё в детском саду, когда Гришка ударил меня лопаточкой, обозвал страшилкой, я поняла — ничего хорошего мне, некрасивой девушке, жизнь не приготовила. Я всегда мечтала стать актрисой. В школьном драмкружке мне предлагали лишь роли злых старух и прочих ведьм. После школы я пошла учиться на бухгалтера. Вряд ли найдется лучшее место, чтобы спрятаться от мира за грудой проводок и сверок. Всем известно, что в бухгалтерии мужчины встречаются крайне редко, а с женщинами я научилась справляться. Вернее, сбегать от их навязчивости. Главный мой жизненный навык — умение прятаться, я могу стать незаметной абсолютно в любой компании. Мне и напрягаться не надо.

В студенческие годы я вдруг стала популярна в девичьей среде, меня с удовольствием приглашали на различные тусовки, я наивно принимала приглашения. Надевала лучшее платье, даже туфли на высоких каблуках приобрела для подобных случаев, хотя в обычной жизни предпочитала джинсы и кроссовки. Пыталась что-то исправить дорогой косметикой в своем излишне круглом лице, на котором прятались маленькие глазки, но гордо возвышался огромный нос, и шла, высоко подняв голову, на очередную встречу. Так я сопровождала красавиц, пока не поняла, что берут они меня исключительно для невзрачного фона, чтобы подчеркнуть собственное совершенство, а я просто некрасивая девушка, страшная подружка. Это я услышала разговор одной из таких «подружек» со своим кавалером.

Не помню, как в тот вечер добралась домой. Помню, долго гуляла по набережной, отгоняя совсем уже мрачные желания, но потом почему-то оказалась в своем дворе, под окнами квартиры, где мы жили вдвоем с мамой. Я посмотрела на одинокое горящее окно маминой спальни, и поняла, что должна жить.

Вероятно, мама что-то поняла в тот день, вопросов не задавала, лишь молча смотрела, как я большими ножницами режу на кусочки праздничное платье. А утром, накладывая на тарелку дымящиеся оладьи, сказала, не поворачиваясь:

— Света. — Забыла представиться, зовут меня Света, Светлана Егоровна Садчикова. — Света, я поговорила с квартирантами и попросила освободить бабушкину квартиру. Ты можешь въехать туда сразу же, как они съедут, тебе пора строить собственную жизнь.

— Жизнь? Собственную жизнь? — поперхнулась я. Мама говорила это некрасивой дочери, которая накануне изрезала свое лучшее платье, понимая, что в ее жизни никогда не будет теплых объятий, роскошных букетов, признаний, не будет свадьбы и подвенечного платья. А также поездок на море семьей, пляжа и купающегося в море мужа. Ничего не будет: малиновых всполохов заката над шелковой рябью бесконечной воды, шепота пальмы, мягких губ у своего лица.

Вместо завтрака я кромсала кухонным ножом свои туфли, те самые — на шпильке.

Итак, с того памятного утра прошло шесть лет. Я переехала и стала строить свою жизнь. Окончила университет, устроилась в небольшую компанию, сделала небольшой ремонт в старенькой квартире. Мама после моего отъезда вышла замуж, чего я совсем не ожидала. Оказывается, она уже несколько лет встречалась с мужчиной, но не решалась привести его в наш дом. Сначала я злилась, мне казалось, что меня предал единственный близкий мне человек, а потом смирилась. Я научилась готовить, и как-то естественно перешла на правильное питание. Мне нравилась новая кухня, нравилось украшать свой дом милыми штучками, нравились вечера за просмотром сериалов в обнимку с котом. Да-да, я завела себе кота, как любая приличная старая дева, некрасивая и одинокая.

В том, что случилось, отчасти виноват Тришка, мой дымчатый любимец. В то утро он против обыкновения не будил меня, требуя завтрак. Я бросилась к креслу, где он чаще всего лежал, ожидая меня. Тришка свернулся в лежанке, тяжело дышал и с трудом поднял на меня мутные глаза. Схватив его в охапку, я побежала в ветеринарную клинику, благо она находилась в соседнем доме.

Я просила людей, ожидающих очереди перед кабинетом, пропустить нас, но мне никогда не удавалось быть убедительной. В это время из кабинета вышел молодой мужчина и направился прямо к нам, наклонился на Тришкой, посмотрел в его глаза и коротко бросил:

— В кабинет.

Я почему-то плохо помню, что было потом. У Тришки брали кровь, делали УЗИ, а потом мне, совсем уже ничего не соображающей, все тот же молодой врач сказал:

— Надо оставить его на пару дней, думаю, что нам удастся его стабилизировать.

Я в ответ лишь послушно кивала.

— Вы можете звонить, мы в свою очередь будем держать вас в курсе.

И я звонила, все четыре дня, пока Тришка был в клинике. В пятницу мне разрешили его забрать, но, как назло, на работе случился аврал, и я добралась только поздно вечером. Дежурил все тот же врач, он провел меня в кабинет, куда принесли и моего мученика. Тришка, заметив меня, бросился на руки.

— С котом все хорошо, вот вам рекомендации, и на прием к нам через месяц, — врач перечислял лекарства, говорил о корме, а потом вдруг, без перехода, спросил, — я могу пригласить вас на чашечку кофе, скажем, завтра?

— Меня? — не поверила я.

— Ну вряд ли я хочу напоить кофе вашего замечательного кота.

Первым желанием было сбежать. В голове пронеслись мысли об удачном фоне, насмешке, розыгрыше, но я почему-то ответила согласием.

Я никогда не была в таком месте, ну чтобы официанты, музыка и все такое. Прятала под столом ноги в кедах, краснела и мечтала отгородиться букетом, что он мне подарил. Удивительно, он подарил мне хризантемы, откуда он знал, что это мои любимые цветы? И вот теперь, жадно вдыхая их тонкий аромат, я все ждала подвоха. Как могло случиться, что некрасивую меня пригласил этот красавец, этот добрый человек? Все ветеринары, несомненно, люди добрые, я была в этом уверена.