Школьный хулиган. Уроки жизни

— Спирин! — Мария Николаевна опустилась на стул. — Ты сведешь меня с ума, разбойник. И, наверное, не только меня.

— Да? А чо я такое сделал? — нахально поинтересовался сидящий на последней парте школьный хулиган Спирин, делая упор на «чо».

— Ну как тебе сказать? — чуть не плача заговорила классная руководительница. — В противогазе по школе бегал? Бегал. И это в то самое время, когда к нам пришла комиссия! Теперь директору за тебя отвечай.

— Чо ему за меня отвечать? — в своей излюбленной манере произнёс Спирин. — Ответить я и сам могу. И он захохотал.

Класс притих.

— О, да! — закивала головой Мария Николаевна. — Ответить ты точно можешь. И не всегда корректно. Идём дальше. За пианино в кабинете музыки залез? Залез.

— Ну, залез! — снова захохотал Спирин. — Зато как всем остальным было весело!

— Перестань, Дима! — умоляюще попросила учительница. — Ты подумал, каково было Людмиле Васильевне, когда она увидела тебя, прижатым к стене? Ведь ты же даже выбраться сам не мог, пришлось тебя вытаскивать.

— Там столько пыли было, — не моргнув глазом, заявил Спирин (остальные при этом тоже засмеялись), — что я не столько от зажатой как в тисках головы, сколько от того, что эта пыль в нос мне забилась, умер бы.

Мария Николаевна покачала головой, а Спирин развалился на последней парте и победоносно смотрел на неё. Парень по определению чувствовал себя победителем в этом разговоре.

— Бессовестный ты, — продолжала между тем покачивать головой Мария Николаевна, — скейт на днях в школу зачем-то притащил и раскатывал на нём, пока завуч не отобрала. И когда жизнь тебя только научит, что вести себя надо прилично?

— Никогда не научит, — вызывающе смотрели на неё два насмешливо-колючих глаза.

— Ну, никогда — так никогда, — махнула учительница рукой. — Вспомнишь ещё нас, когда попадёшь в житейский переплет, только поздно будет.

Таких событий было много. Досаждал школьный хулиган Спирин изрядно, как учителям, так и одноклассникам. Девчонки его не очень любили, мальчишки побаивались. Когда он, наконец, закончил девять классов, округа вздохнула с облегчением. Ну, округа не округа — школа точно. Шутка ли, столько нервов потрепал!

Вспомнили про Спирина, когда решили собраться через десять лет. «Одноклассники» и «ВКонтакте» только-только появились, поэтому из двадцати девяти человек откликнулись лишь пятнадцать, и школьного хулигана Спирина среди них не было.

Пришла на встречу и Мария Николаевна. Конечно, время накинуло ей возраст, но, тем не менее, она продолжала работать. Сидели в бывшей классной комнате, пили чай, рассказывали о себе.

— Ребята, — вдруг вскинулся кто-то, — а Димон Спирин где вообще? Кто-нибудь что-то слышал о нём?

Бывшие ученики девятого «Б» посмотрели на Марию Николаевну, но она только пожала плечами:

— Поступил в ПТУ, затем на заводе, как мне известно, работал, а больше я ничего не знаю. Сами, небось, помните, что это был за фрукт. Ему два слова — он тебе в ответ двадцать. Хулиганистый, драчливый… Единственный, кого я бы не хотела видеть, несмотря на то, что десять лет минуло.

Так о бывшем однокласснике-озорнике ничего и не узнали.

Он объявился через пять лет. На таком же вечере школьных друзей. Всему классу собраться не удалось, но — как бы странно это не выглядело — их снова было пятнадцать человек.

Изрядно повзрослевшие, тридцатилетние, они выглядели волне солидно. Двое защитили кандидатские диссертации, один был главврачом районной больницы, и только четверо ещё доучивались в когда-то оставленных по разным причинам ВУЗах — в общем, компания была разношёрстной, но всех роднило то, что когда-то они учились в одном классе. Принесли с собой фотографии детей, рассказывали о себе. Снова сидели, пили сначала шампанское, немного потанцевали, потом уселись на места и снова разговорились. В этот момент скрипнула дверь, и в классную комнату вошёл седой мужчина с букетом роз, хризантем и ещё каких-то цветов. Видно было, что букет был составлен по всем правилам и с большим вкусом.

Мужчина вошёл и стал оглядываться, будто видел эти стены впервые.

Увидев Марию Николаевну, подошёл к ней, протянул белые и нежно-фиолетовые цветы и с поклоном произнёс:

— Это вам.

И только тут, по голосу, они узнали его.

— Спирин! — выдохнули девушки.

— Дима! — не веря глазам, произнесла Мария Николаевна.

Седина придавала Спирину благородство. Он очень изменился, только лишь блеск настырных колючих глаз остался таким же, как и пятнадцать лет назад.

Его тут же задёргали, стали хватать за руки, за полы пиджака. Парни налили «штрафную»: пей и не смей отказываться, коль уж встретились. Вчерашний школьный хулиган и не отказывался, выпил, закусил, всё чин по чину.

Все ждали от Спирина рассказа. Он сначала не хотел говорить, однако пятнадцать пар глаз смотрели на него с любопытством, а одна пара с тревогой.

Наконец, он решился. После ПТУ служил в армии, да уговорили его остаться на сверхсрочку. Так в чине старшего прапорщика он и попал на войну. Началась вторая чеченская компания, а поскольку дома никто не ждал — он на тот момент не был женат, а матери уже не было — он и отправился.

Попал в танковые войска, подорвался на мине, но остался жив. После лечения в госпитале вернулся в Грозный, а потом семьей обзавелся.

— Расскажи, расскажи, — теребили его бывшие одноклассники, чтобы продолжал.

— Чего рассказывать? — удивился Спирин. — После ранения я в интендантской роте был, к танкам меня уже не подпускали. Только как-то раз вижу — мальчонка по краю оставленной нами дервени бредёт. У меня внутри всё захолонуло: то есть снаряды вокруг летают, а он идет. Как ребенок вообще попал в место боевых действий? Я, не раздумывая, и рванул к нему, только бы успеть. Понимаю, что кто-то сейчас завидит меня — и всё, каюк мне; пригибаюсь, как могу, а всё равно бегу.

— Стой! — кричу. — Стой, малец! Остановись же!

Но он идёт и идет, и ноль внимания на мои слова.

А потом я только узнал, что он ничего не слышал. Оглох от взрыва гранаты. А тогда… Тогда у меня одна задача была — остановить его во что бы то ни стало.

Я уже совсем близко был, как пули откуда-то с гор засвистели. Последнее, что помню — прыгнул я и, всем своим телом навалившись, закрыл малого.

Очнулся в госпитале. Раны были несмертельные, я быстро на поправку пошёл. Одна медсестричка уж так за мной ухаживала, все вечера напролёт со мной сидела. Так мы и подружились с ней. Подружились, а потом как-то незаметно любовь нахлынула. Стало быть, семьей стали.

Пацан, которого я спас, Ахмед, сиротой был, поэтому с Инной решили его забрать. Документы сделали, времени, конечно, много ушло, но всё-таки Инна добилась, чтобы нам мальчишку отдали.

Так что сейчас он с нами, слух к нему вернулся после нескольких курсов лечения. Не совсем, конечно, но теперь он и на имя своё отзывается, и слышит, когда я на гитаре играю. Да ещё у нас прибавление намечается, жена у меня в положении — улыбаясь, говорил совсем седой Спирин, бывший школьный хулиган, гроза всей округи. Ему верили и не верили одновременно.

— Спасибо за цветы, Дима, — прослезилась Мария Николаевна, — не верится даже…

— Не верится, — усмехнулся Спирин, — как будто только вчера был мальчишкой-восьмиклассником… А так быстро время пролетело.

— Как будто только вчера по коридору нашей школы на скейте вздумал прокатиться, а потом ещё и за пианино у Людмилы Васильевны залез… — улыбнулся он уже открытой, совсем детской, улыбкой. — Помните, вы всё могли себе представить, что жизнь чему-то меня научит. Да я и сам не мог.

Но она научила.