Реальность прорывалась всполохами. Сначала проявились алые пятна, они загорались и гасли, уступая место туманным очертаниям. Наконец Валентина Сергеевна стала различать и матовые плафоны, и тени на сероватом потолке. Она еще долго всматривалась в незнакомые лица, возникающие в ее изменившемся мире, прежде чем поняла — это больница.
Горло пересохло, она почему-то подумала, что теперь не сможет петь.
— Валентина Сергеевна, пришли в себя? — молодая медсестра улыбалась, подключая систему.
— Где я?
— В больнице, вас привезли по «скорой».
— Почему «по»?
— О чем вы? Ах да, мы так говорим, когда пациента доставляют к нам на «скорой помощи».
— Сколько я здесь?
— Вас привезли вчера. Отдыхайте, сейчас я вас напою, и отдыхайте.
Валентина Сергеевна сделала несколько глотков, и устало закрыла глаза. Почему она не спросила, что с ней? А впрочем, какая разница, она понимала, что вряд ли сможет жить как прежде — репетиции, концерты, волнения и посиделки в кафе с новыми подругами, все, что гнало от нее одиночество, мысли о дочери и внуках, что живут за тысячу километров, о рано ушедшем муже.
Проснувшись, почувствовала себя лучше, ей даже удалось подняться.
— Куда вы, вам надо лежать, — донеслось с соседней койки.
— Мне надо, — тихо, словно оправдываясь перед соседкой, произнесла Валентина Сергеевна.
Поход к удобствам отнял все силы, женщина грузно опустилась на кровать.
Интересно, а кто вызвал «скорую»? Последнее, что помнила — возвращалась с концерта, стояла на остановке, а потом…, она никак не могла вспомнить, что потом. И где телефон, как вообще узнали, кто она.
Телефон нашелся в тумбочке, в его истории несколько звонков, которые она вряд ли делала: руководительнице хора, Аничковой -самой незаметной из хора даме и дочери. И дочь звонила несколько раз. Валентина Сергеевна решила, что перезвонит позже, когда узнает, что случилось. Она вновь легла и закрыла глаза, пытаясь уснуть, но соседка, устав от одиночества говорила и говорила о ценах, маленькой пенсии, плохой медицине и неблагодарных детях. Наконец, ей надоело, и она замолчала.
Валентина Сергеевна уснула. Ей снилась степь, покрытая ковром цветущих тюльпанов. И она, совсем еще девочка, бежит по этой степи, а воздух терпко-медовый, звенящая весенняя степь — простор и счастье!
— Валентина Сергеевна, это вам, — все та же молодая медсестра ставила на ее тумбочке букетик тюльпанов.
— Мне? Вы ничего не путаете? От кого?
— Не знаю, — лукаво улыбнулась девушка, — впрочем, тут записка.
Пока женщина разворачивала сложенный вчетверо листок, соседка беззастенчиво подошла к ее кровати и пыталась разглядеть написанное.
«Простите Валентина Сергеевна, вы вряд ли меня знаете, я большой поклонник вашего таланта и стараюсь бывать на всех концертах. Вчера я случайно оказался рядом, и это я вызвал «скорую», я же звонил по вашему телефону, простите. А сегодня я рискнул и решился купить букет тюльпанов, для меня это особые цветы, надеюсь, они вам понравятся.
С уважением, Иван Дмитриевич…"
Далее шел номер телефона. Валентина Сергеевна закрыла глаза, перед глазами стояла цветущая тюльпанами степь ее юности.
Женщина набрала номер.
Через две недели он встречал ее из больницы, и с того дня они встречались почти каждый день — долго гуляли по расцвеченному первыми весенними лучами парку и говорили, говорили, говорили. О супругах, рано покинувших их, о детях, живущих далеко в своих суетных мирах, о музыке, что давала силы и о тюльпанах, которые так любила Валентина Сергеевна.
— Это были любимые цветы моей супруги, — тихо сказал Иван Дмитриевич, — надеюсь, вы не обиделись?
— Моя юность прошла в степях, самое яркое воспоминание — цветущие тюльпаны, знали бы вы, какое это великолепие! Смотрите, тут что-то построили — Валентина Сергеевна прибавила шаг.
Между ветвями деревьев показалось небольшое новое здание с вывеской: Кафе «Тюльпан».
— Зайдем? — улыбнулся Иван Дмитриевич.
Она рассмеялась.
